О'Малли сидел у письменного стола.

- Может быть, вы сумеете организовать, чтобы один из портретов вашей сестры прислали сюда? - спросил он. - Было бы неплохо, Билли, - он повернулся к Крейну, - показать его в отеле, где ее видели живой.

- Ну, разумеется, - лицо Кортленда оживилось. - Дам телеграмму матушке, и она вышлет портрет, - он взлохматил себе волосы. - Вы не можете представить, как все это неприятно. Эта неопределенность. Я никак не могу отделаться от мысли, что это не Кэт. Это самоубийство, похищение трупа, эти платья… Я в полной растерянности. Но с другой стороны, после ссоры с матерью последние два года Кэт не жила дома. Мы совсем не знаем, как она жила все это время.

Крейн приподнялся на локтях:

- У нее не могло быть финансовых затруднений? Мамаша не прижимала ее с деньгами?

- О, боже, конечно, нет. Мать никак не могла ущемить ее интересы в этом смысле, - он рассмеялся. - Мы все, в том числе и мама, получаем равный доход, - он улыбнулся. - Воображаю, что было бы, если бы семейным кошельком заведовала матушка. Все пошло бы на содержание знаменитых теноров. Или теософскую часовенку, величиной с Эмпайр Стейт Билдинг.

- Может быть, вы укажите нам сумму, которую получала ваша сестра?

- Пожалуйста, если это может вам помочь. - Кортленд сидел на краешке стула, сунув руки в карманы. - До замужества она должна получать полторы тысячи в месяц.

- А потом?

- Потом треть всего.

- Да, полторы штуки, - Док Уильямс улыбнулся.

- А кто распоряжается состоянием? - спросил Крейн.

- Отец назначил главным опекуном дядю Стая…

- Дядю Стая? - переспросил Крейн.

- Это наш клиент, - напомнил Док Уильямс. О'Малли уточнил:

- Стайвессант Кортленд.

- Извините, мистер Кортленд, - сказал Крейн, - продолжайте.

- Но должен сказать, что деталями занимался я.

Крейн почесал правое ухо.

- Значит, вы были в курсе финансовых дел вашей сестры?

- Я регулярно переводил эту сумму на ее текущий счет в Ганноверском банке, несмотря на то, что примерно шесть месяцев назад она перестала брать с него деньги.

- Это случилось после ссоры? - спросил Крейн.

- Они поссорились два года назад, - напомнил Кортленд.

- Ах, да, - Крейн смежил ресницы. - Было бы неплохо, если бы вы подробно, в хронологическом порядке рассказали о ссоре; и чем занималась ваша сестра потом?

Кортленд откинулся на спинку стула:

- Все началось после того, как Кэт вернулась из Франции, после годичной учебы в какой-то школе в Туре. Матушке не понравилась компания, в которой пропадала Кэт, не нравились ее прогулки в Гринидж-Вилидж, не нравилось, что Кэт начала пить. Наконец, в одно прекрасное утро, после того, как мать, прождав Кэт до шести утра, устроила ей грандиозный скандал, Кэт собрала чемодан. Матушка продолжала неистовствовать. Особые страсти разгорелись вокруг паренька в блузе. Такие вельветовые блузы носили во времена Оскара Уайльда. Он заявился вместе с Кэт, матушка на него накричала, и тогда он, спрятавшись за сестру, попросил его не бить, и залился слезами. Мать сказала, чтобы Кэт убиралась, что не желает ее видеть, Кэт сказала: "И не увидишь…" Я раз семь или восемь встречался с ней после этого на 55 улице. По-моему последний раз мы виделись в Коттон-клубе в Гарлеме, месяцев пять назад. Это было часов в 5 утра. Она сидела совершенно одна - сказала, что у нее назначено свидание.

- Черт! - воскликнул Крейн и в ответ на вопросительный взгляд Кортленда улыбнулся. - Не обращайте внимания, я кое-что вспомнил. Продолжайте, пожалуйста.

- Месяца два назад я заглянул к ней. Но оказалось, что Кэт не живет там уже пять-шесть месяцев, хотя и вносит арендную плату. Я проверил ее текущий счет, и выяснилось, что в феврале она взяла шесть тысяч долларов и с тех пор ни цента. Мы решили, что она уехала за границу, как вдруг мать получила от нее письмо.

- Какое письмо? - спросил Крейн.

Кортленд достал из пиджака конверт. Он был отправлен с Центрального почтамта Чикаго 24 июля в 10.15 и адресован миссис Кортленд, 932, Парк-авеню, Нью-Йорк. Крейн вынул письмо и прочитал:

"Дорогая мама, боюсь, что я была не очень хорошей дочерью, и сейчас хочу заверить тебя в том, что глубоко и искренне раскаиваюсь в своем поведении, в том, что причинила тебе так много неприятностей.

Мы никогда не были счастливы семьей, может быть, по моей вине. Я, безусловно, была слишком упрямой, глупой девчонкой. Я говорю тебе это потому, что скоро уйду в другой, лучший мир. И может быть, ты в последний раз слышишь обо мне. Прости меня, мама.

Любящая тебя Кэт."

Крейн сложил письмо и бросил его на стол.

- Вы получили его больше недели назад. Почему же вы сразу не стали ее разыскивать?

- Это все мать, - усмехнулся Кортленд. - Она в течение нескольких дней не показывала его нам с дядей.

- Ну и что же вы с дядей сделали после того, как прочли письмо?

- У нас возникла одна и та же мысль: ее слова могли означать возможное самоубийство, но это казалось маловероятным, - он улыбнулся. - Кэт всегда любила драмы. Но мы забеспокоились и решили нанять детективов, чтобы найти ее. Я был в конторе у дяди Стая, когда пришли газеты с сообщением о самоубийстве девушки в Чикаго. Дядя немедленно связался с полковником Блэком, тот велел мне ехать сюда, чтобы опознать труп. Еще он сказал, что поручит одному из своих людей в Чикаго заняться этим делом.

Кортленд достал сигарету из кожаного портсигара, прикурил и глубоко затянулся.

- Вот, пожалуй, и все, джентльмены.

Крейн задал еще несколько вопросов, но не выяснил ничего нового.

- Будем ждать портрет вашей сестры, - сказал он. - А сейчас не желаете ли пообедать с нами?

Кортленд отказался.

- Я обещал пообедать с друзьями. Завтра, как только получу портрет, я немедленно приду.

- Отлично, - ответил Крейн, - думаю, он нам здорово поможет.

Он проводил Кортленда до дверей и пожал ему руку.

- Советую вам хорошо выспаться. Возможно, завтра нам предстоит тяжелый день.

Когда он закрыл дверь, О'Малли сказал:

- А теперь, сукины дети, признавайтесь, куда вы спрятали виски.

Глава 6

После обеда в Колледж-Инсони поднялись в номер и заказали бутылку "Мартеля". В ожидании заказа обсуждали преимущества двадцатидолларовых номеров перед всеми остальными.

- Во-первых, - рассуждал Крейн, - окна выходят на обе стороны, а это дает некоторое разнообразие. Вы можете любоваться видом Сити - холла, а если не нравится - созерцать Этлэнд Билдинг. Кроме того, если захотите выбросить из окна бутылку, у вас также есть выбор: бросить ее на головы прохожих на Клорк-стрит или на Рандольф-стрит.

Когда принесли заказанный коньяк, детективы разлили его в тонкие бокалы и опустились в мягкие кресла - собственно, в креслах оказались О'Малли и Уильямс. Крейн с самого начала завладел диваном, подложив под голову подушки и свесив ноги.

Некоторое время они безмолвствовали, наконец Уильямс сказал:

- Вы знаете, что-то меня настораживает в этом Кортленде. Он держится совсем не так, как парень, у которого сестра повесилась. Совершенно спокоен, словно ничего не случилось.

- Может быть, он ее терпеть не мог, - предположил О'Малли.

Согревая бокал в руках, Крейн заметил:

- Возможно и так, но все же, по-моему, он чем-то здорово расстроен. Видели, как у него дрожали руки, когда он прикуривал?

- Его лицо и манеры - всего лишь маска, что вы хотите - порода… Обычно, самое верное заключение о состоянии мужчины можно сделать, наблюдая за его руками.

- А может быть, ему известно, что это не его сестра? - предположил О'Малли.

- Тогда причем здесь мы? - возразил Крейн. - Убей меня, если я что-нибудь понял, - он налил себе еще.

О'Малли зашевелился:

- Не забывай и меня.

Уильямс передал ему бутылку и спросил: